Колесо снова скрипит. И хрустит костями тех, по чьим спинам прокатывается бесстрастно и беспощадно.
В ушах свистит ветер, мелькают дома и деревья, и паника - единственный и бессменный штурман - загоняет преследуемых за угол, в надежде, что они чудесным образом затеряются в очередном тесном переулке. Но улицы не кончаются, никак не кончаются, только мельчают и съёживаются, как выдохшиеся реки, и стены обступают со всех сторон всё теснее.
Только бы добежать до конца, только бы успеть.
За каждую дополнительную заплатку на рваном полотне города приходится платить молодостью и жизнью. Те, кто сможет продраться сквозь бесконечную сетку улиц и выйти с другой стороны, будут уже глубокими стариками со сморщенными лицами и не узнают себя в отражении. Город будет всё так же исполосован потоками людей, машин, трамваев и кошек, но в нём больше не будет места для них - тех, кому пришлось заплатить за право прохода самым ценным, что у них было.
Сорвать шапку с прохожего, бросить на лавке куртку, накинуть на плечи платок с уличного прилавка и слиться с толпой - гудящей, живой, живучей - пряча глаза, впитывая по капле чужое время и силы - столько, сколько позволит эта короткая передышка - и изо всех сил стараясь не оглядываться.
Главное, добраться до следующего поворота. Только бы добежать, только бы успеть.
